четверг, 03 сентября 2020
из серии "Моя великолепная история"...
Одним из самых вкусных воспоминаний детства было кабачковое варенье.
Попадало оно к нам в дом, как правило, уже готовым, поэтому я все никак не могла просечь, при помощи какой-такой магии эти безвкусные дутые качаны превращались в упоительные мармеладные цукаты в густом кисло-сладком сиропе.
Редкость придавала кабачковому варенью поистине фантастической ценности, побуждая растягивать его до невозможности и лишь мечтать о тех волшебных мирах, где кабачковое варенье можно есть банками, не переживая, что оно закончится.
читать дальше
С абрикосами в этом плане было попроще, хотя творения из них ценились не менее.
Абрикосовое варенье в наших краях закрывали особенным, можно сказать, коронным способом: вместе с косточками, чего больше нигде и ни у кого я с тех пор не встречала.
Абрикосы у нас на даче росли не какие-нибудь там, а породистые.
И косточки их дарили миру потрясающие белые зерна по вкусу и форме очень напоминающие миндаль.
Разумеется, в варенье шли именно они.
Во время варки те немного размякали, пропитывались сиропом и со временем приобретали просто божественный вкус, не сравнимый ни с чем.
Любое варенье, как правило, всегда готовили в больших белых эмалированных мисках, со сколотым черным ободком и цветочком на боку.
Наверное, эти миски в свое время так выпускались с единственной только целью: чтобы тысячи семей впоследствии готовили в них варенья и замачивали льняные наволочки в универсальном отбеливателе “Белизна”.
Больше всего мне нравилось участвовать в процессе приготовления варенья из слив.
Обычные тугие сливы, с плотной мякотью интересовали меня мало.
Они легко разламывались надвое и почти не меняли форму в процессе приготовления, что казалось мне чертовски скучным.
Но совсем другое дело сливы переспевшие.
Ма, как правило, собирала их уже с земли, старательно выбирая те, которые еще можно было впоследствии обрезать и дать им шанс на продолжение жизни. В виде джема, например.
Мне нравилось, как эти сливы лопались в руках, устало расползаясь в пассивную жижу, будто признавая тем самым свое окончательное поражение.
То, что расползалось уж совсем чересчур, отправлялось в соседнюю миску на вино, а выжившие счастливчики присоединялись к своим собратьям в основной миске до тех пор, пока не заполняли ее до краев.
Следующим этапом приготовления был сахар, и это был мой любимый этап.
Сахар закупали мешками, килограмм, в меньшей мере, по двадцать. И такая масштабность не на шутку меня впечатляла.
Надо сказать, что впечатляло меня вообще все, что преподносилось в превышающих повседневные объемах, будь то сахар или новогодний майонез в ведрах, или же любительская колбаса своим целым исполинским сосисищем.
Одним словом, серьезно это выглядело, внушительно.
Мешок с сахаром вспарывали ножом у уголка, затем переворачивали, и на смиренно лежащую гору слив с характерным сыпучим шелестом обрушивался белый поток.
Я представляла, что нагромождение слив – это горное поселение, а сахар – накрывшая его снежная буря, сползающая бурными лавинами вниз к подножью.
Зима в моих горах всегда наступала резко, в один день. Поэтому все невидимые сливовые горцы, которых приходилось дофантазировать уже мысленно, должны были успеть спрятаться, либо погибнуть.
Как правило, всегда кто-то погибал – я с детства любила драму – но выживало все-таки больше, и когда буря заканчивалась, наступало блаженое затишье.
Сперва сливовые горы оставались плотно засыпанные белым, но затем постепенно сахар начинал таять, как настоящий снег, мокрея и проваливаясь в меж-сливовые овраги и разломы.
Я всегда выжидала, перед тем как начать его окончаетльно размешивать. Мне нравилось наблюдать, как медленно разъедает белую шубу сливовый сок, проступая на поверхности, словно кровавые пятна сквозь одежду. А затем в горку вонзалась мельхиоровая ложка, и у меня начиналась уже совсем другая игра.
Происходило в эмалированных мисках и другое, не менее значимое, природное явление: давка винограда.
Винограда на даче было много: по нескольку десятков ведер за сезон. И был среди них особый такой сорт: темно-синий, мелкий и до ядрености насыщенный. Вот он-то почти всегда шел на сок.
Часть закатывали в банки, часть отправляли на вино.
Давить виноград было особой честью. И делить ее с кем-либо мне не хотелось: уж слишком это было увлекательно.
Запустив руки в море этих кисло-пахнущих бусин, я долго и с упоением перебирала их между пальцами, затем слегка сдавливала ладонями и погружалась в виноградную пучину едва ли не по локти.
Я крепко сжимала кулаки и, прежде чем начать ими топтать ягоды, как слон, я какое-то время завороженно наблюдала, как промеж пальцев просачивался густой темно-малиновый сок, стекая вниз, как из раны, а затем звучно скапывая вниз.
Виноград очень плохо отстирывался, поэтому Ма всегда наряжала меня в какие-то непрезентабельные тряпки, а под миску подкладывала целую скопу старых газет.
Газеты, как и тряпки, под конец мероприятия неминуемо пропитывались виноградной кровью, и это было прекрасно.
Виноградная кровь была везде: в ванной, на плите, на холодильнике и иногда даже на потолке, и оттирать ее приходилось порой дольше, чем успевал съедаться весь заготовленный продукт.
Если меня спросят, чем больше всего мне запомнился конец августа в родительском доме, то я в первую очередь представлю именно кухню, заляпанную виноградным соком.
А еще большие миски, сливы, потертую рыжую кожаную сумку, в которой Па носил с дачи переспевшие груши на сушку и огромные яблоки Слава Победителям, которые в лучшие годы перерастали даже его кулак.
Было что-то особенно притягательное в этой сладкой жаркой дачной кутерьме, несмотря даже на то, что от нее всегда почему-то хотелось сбежать подальше. Куда-нибудь, например, во двор, или к вечернему показу “Ксены – принцессы воинов”.
Дачную кутерьму я оценила сполна уже намного позже. Когда, разумеется, она осталась лишь приятным воспоминанием, отмытым от липкого сока и грунта, лишенным надоедливого жужжания мушек-дрозофил, перманентно населявших кухню с июня по сентябрь.
Но от того та картина была не менее живая и красочная, как если бы это и вправду было вчера…
следующая история
@темы:
моя великолепная история