из серии "Моя великолепная история"...
Когда приходит время вспоминать свою прошлую любовь, женщины, как правило, вспоминают о ней либо с трепетной тоской, либо со щемящим душу сожалением, реже – с благородной благодарностью...
Моя любовь тронула мое сердце сразу всем многообразием чувств и, так уж вышло, что у нее было четыре колеса.
читать дальше
Это был Старый Субару темно-синего цвета, и он был моим первым.
Точнее сказать, он был первым МОИМ. При том, что в объективном смысле “моим”-то он как раз-таки никогда и не был.
Просто есть такая связь, которая априори сильнее всяких там задокументированных прав обладания. Ее не выразить ни печатями, ни официальными полномочиями ни чем-то другим еще.
Эта связь определяется как-то интуитивно. Когда берешь в руки вещь или встречаешь человека, смотришь на него буквально пару секунд и тут же понимаешь, что он твой. Родственный тебе кусочек материи. Такой близкий и непостижимо понятный. Подходящий тебе каждым своим изгибом, изъяном, цветом и запахом.
И тот Старый Субару, без сомнения, был целиком и полностью моим.
Это было понятно еще даже до того, как я вообще узнала о его существовании.
Знаете ли, есть в голове такой раздел простых очевидных знаний, которые существуют там как будто бы изначально. И ты просто живешь со встроенной в тебя мыслью о том, что однажды наступит день, когда в твоей жизни появится некий он, и с тех пор что-то для тебя неотвратимо изменится.
Так оно, как правило, и происходит.
Субару появился в моей жизни в начале апреля. Хмурым утром. В воскресенье.
Когда мне еще не успело исполниться двадцать два.
Я нехотя вышла из дому, накинув зимнюю куртку прямиком поверх пижамы, и на лице моем все еще читалось, что днем накануне я неслабо так отравилась вяленой рыбой.
Иными словами: в тот день я была далеко не в лучшей форме.
Он, впрочем, тоже был едва ли причесан: забрызган дорожной грязью, мрачен и почти даже осязаемо уставш.
Но это не помешало нам уже тогда сразу понять, что между нами определенно будет что-то большее, чем простые деловые отношения водителя и транспорта.
Откровенно говоря, мы никогда не были друг другу транспортом и водителем. Мы были самыми что ни на есть напарниками: когда на равных и никто не круче.
Он был хоть и стар по паспорту, но с молодой душой.
И эта его молодость просматривалась в каждой детали: в задиристо подбитой фаре, в боевом шраме на капоте, в мужественном сигаретном ожоге на сидении.
Это был именно такой озорной вызывающий шарм, присущий парню с гитарой в ковбойских сапогах и хрипло поющему рок.
Было нечто дерзкое в его вздернутом задке и отчасти угловатых формах, присущих футуристическому дизайну конца 80-х.
Наверное, он мог бы родиться каким-нибудь ДеЛорианом из кинофильма и получить все шансы стать не менее знаменитым.
Но в наших временных широтах, он считался скорее странным, чем раритетно-привлекательным.
М., любя, называл его гангстерским автомобилем, я – любимым корытцем, а все же остальные – “девяткой-переростком”.
Но при этом все мы сходились в одном: кем бы там ни был Старый Субару, он, безусловно, был такой в нашем городе один.
Едва ли его можно было с кем-нибудь спутать.
Имя у него, разумеется, было.
Но здесь я все же буду называть его Старый Субару, потому если вы даете машине имя, то это что-то уж совсем личное.
Как и ваша особенная песня, ваш любимый кофе или ваш забор на старой парковке под фонарем.
Старый Субару был знаменит уже хотя бы тем, что мог проехать буквально везде.
Наверное, он съел нашей угольной пыли больше, чем какой-либо другой изначально рожденный в наших краях. Поэтому очень скоро мы забыли, что изначально он был эмигрантом.
Ему довелось вдоволь надышаться степным ветром и влажным лесом. И цвет у него был идеально подходящий под подобные приключения.
Я называла его “потасканный жизнью индиго”.
Ни одна мастерская ни за что не покрасит машину в такой цвет – только реальный житейский опыт.
Тот цвет одинаково хорошо смотрелся и на фоне ярко-алого заката, и на покрытых туманом октябрьских обочинах, и у разбитых стен старого частного сектора.
В него просто невозможно было не влюбиться.
Поэтому не странно, что Старый Субару разоблачал скрытых романтиков.
Ему очень подходило быть в роли драматического героя, участвовать в глубоких задумчивых сценах, где все порой решает взгляд, жест, скользящая деталь.
Тогда я особенно любила такие вот живописные драмы. С молчаливым прощанием, чемоданом, наспех брошенным в багажник, дымом сигареты из кожаного портсигара и со стаканчиком кофе с заправки.
Я частенько мечтала, как лихо завожу мотор, и мы с Субару сбегаем однажды утром ото всех куда-нибудь, куда глаза глядят. И, может быть, даже в один конец.
Обязательно осенью, сквозь буйствующие краски октября, по пустой дымчатой трассе прямиком прочь от знакомых пейзажей.
В приемнике гитарный рок, темные очки на носу и этот пресловутый рывок на обгон: решительный и непоколебимый...
следующая история