из серии "Моя великолепная история"...
Сейчас, когда я вспоминаю море, я в первую очередь почему-то вспоминаю именно сдобные пирожки со сливами и горячую кукурузу.
Пирожки ма покупала всегда и везде.
И практически на каждой нашей морской локации находила, где достать самые именно вкусные, пухлые и свежие. Даже, когда на первый взгляд, это казалось совершенно невозможным.
Покупала она их тайком, как волшебник: либо рано утром, либо, пока мы купались. Затем заворачивала в махровые полотенца и прятала в пляжную сумку, чтобы не остывало.
читать дальше
Все те разы, что мы ездили на море вместе с Л. (а было это года четыре подряд) сценарий был примерно один: мы возвращались с купания наплававшиеся, уставшие и довольные, садились рядом на смятое покрывало и тут же с кошачьим любопытством принимались коситься на сумку:
мол, есть че?
Практически всегда что-то было.
Уж если не пирожки, то фрукты. А если не фрукты, то, как минимум, заблаговременно собранные бутерброды.
Есть на пляже после купания было сродни экстазу: исключительное наслаждение.
Кажется, что пляжная еда наделялась особенной вкусовой магией, и в принципе, нам могли скармливать даже слипшиеся макароны, это все равно было бы в тот момент лучшей едой в мире.
Первый раз я оказалась на море в четырнадцать лет. Опять же, благодаря Л.
И это была Феодосия.
Точнее, небольшой поселок под ней. Сухой равнинный, тихий.
Почти все в этом поселке было из ракушечника. Из него строили дома, выкладывали дороги, он валялся на пляже, забивался в тапки, прилипал к заднице...
Причем прочно так прилипал, как на добротный клей, оставляя после себя характерные вмятины и узоры.
Нигде больше с тех пор я не встречала подобного явления, поэтому ракушечник навсегда остался для меня фишкой неизменно Феодосийской.
В поселке нашем делать было ровным счетом нечего.
Кроме как плавать, лопать пирожки с виноградом и отбиваться по вечерам от стай зеленых гудящих комаров, которые тем летом рекордно яростно атаковали все побережье восточного Крыма.
Наверное, если бы они еще и кусались — это стало бы моим самым запоминающимся летом, после которого все будущие поездки на море были бы поставлены под очень большое сомнение.
Однако лояльность природы оставила нам шанс на продолжение.
Из нашего города до Феодосии шел тогда прямой поезд, останавливающийся на станции практически у нужного поселка. И это было здорово.
Во всех на юг идущих поездах было по определению чертовски жарко.
И попа стандартно прилипала к дермантиновой обивке, оставляя на ней два характерных мокрых полумесяца.
Тем не менее, поезда я все равно любила.
Любила, наверное, больше всего именно за момент отправления.
Когда под ногами раздавались первые толчки, а затем медленно так, словно бы давая тебе возможность как следует попрощаться, под ритмичный “тук-тук” уползали из окон привычные вокзальные виды.
Поезда будто бы были созданы, чтобы в них неизменно прощаться.
Вдумчиво так, меланхолично-трепетно, словно смакуя.
Автобусы и автомобили всегда уезжают как-то уж слишком быстро, не позволяя как следует проникнуться моментом. А вот поезда — совсем же другое дело!
Дерг. Скрип. Ух-ух. Гудок. А затем мерно тук-тук... тук-тук.
И станционные огоньки...
Когда мы подъезжали к Феодосии, наша проводница открыла вагонную дверь и разрешила нам ехать сидя на верхней ступеньке, свесив ноги прямиком наружу.
Не знаю, что убедило ее поверить, что мы не вывалимся к чертовой матери прямиком на блестящие рельсы, но благодаря ей мы смогли почувствовать себя буквально героями какого-то фильма.
Причем века эдак двадцатого.
И поезд наш, который я живо представляла именно с паровозом, вез нас через дикие прерии навстречу увлекательным приключениям в стиле Индианы Джонса.
На горизонте дремали пожилые Крымские горы, пологие и ленивые, словно холмы, перед ними лежали бесконечные виноградники, арбузные поля и узкие оросительные каналы.
Мы с Л. жевали на двоих последний бутерброд с маслом и колбасой, хихикали и весело болтали ногами влево-вправо, словно бы окуная их в струящийся зажаристый летний воздух.
Мне было особенно радостно, ведь я знала, что еще через каких-то пару часов я впервые увижу то, что так давно мечтала увидеть, и во что впоследствии влюблюсь крепко и без остатка.
В мое море...
следующая история
Пирожки ма покупала всегда и везде.
И практически на каждой нашей морской локации находила, где достать самые именно вкусные, пухлые и свежие. Даже, когда на первый взгляд, это казалось совершенно невозможным.
Покупала она их тайком, как волшебник: либо рано утром, либо, пока мы купались. Затем заворачивала в махровые полотенца и прятала в пляжную сумку, чтобы не остывало.
читать дальше
Все те разы, что мы ездили на море вместе с Л. (а было это года четыре подряд) сценарий был примерно один: мы возвращались с купания наплававшиеся, уставшие и довольные, садились рядом на смятое покрывало и тут же с кошачьим любопытством принимались коситься на сумку:
мол, есть че?
Практически всегда что-то было.
Уж если не пирожки, то фрукты. А если не фрукты, то, как минимум, заблаговременно собранные бутерброды.
Есть на пляже после купания было сродни экстазу: исключительное наслаждение.
Кажется, что пляжная еда наделялась особенной вкусовой магией, и в принципе, нам могли скармливать даже слипшиеся макароны, это все равно было бы в тот момент лучшей едой в мире.
Первый раз я оказалась на море в четырнадцать лет. Опять же, благодаря Л.
И это была Феодосия.
Точнее, небольшой поселок под ней. Сухой равнинный, тихий.
Почти все в этом поселке было из ракушечника. Из него строили дома, выкладывали дороги, он валялся на пляже, забивался в тапки, прилипал к заднице...
Причем прочно так прилипал, как на добротный клей, оставляя после себя характерные вмятины и узоры.
Нигде больше с тех пор я не встречала подобного явления, поэтому ракушечник навсегда остался для меня фишкой неизменно Феодосийской.
В поселке нашем делать было ровным счетом нечего.
Кроме как плавать, лопать пирожки с виноградом и отбиваться по вечерам от стай зеленых гудящих комаров, которые тем летом рекордно яростно атаковали все побережье восточного Крыма.
Наверное, если бы они еще и кусались — это стало бы моим самым запоминающимся летом, после которого все будущие поездки на море были бы поставлены под очень большое сомнение.
Однако лояльность природы оставила нам шанс на продолжение.
Из нашего города до Феодосии шел тогда прямой поезд, останавливающийся на станции практически у нужного поселка. И это было здорово.
Во всех на юг идущих поездах было по определению чертовски жарко.
И попа стандартно прилипала к дермантиновой обивке, оставляя на ней два характерных мокрых полумесяца.
Тем не менее, поезда я все равно любила.
Любила, наверное, больше всего именно за момент отправления.
Когда под ногами раздавались первые толчки, а затем медленно так, словно бы давая тебе возможность как следует попрощаться, под ритмичный “тук-тук” уползали из окон привычные вокзальные виды.
Поезда будто бы были созданы, чтобы в них неизменно прощаться.
Вдумчиво так, меланхолично-трепетно, словно смакуя.
Автобусы и автомобили всегда уезжают как-то уж слишком быстро, не позволяя как следует проникнуться моментом. А вот поезда — совсем же другое дело!
Дерг. Скрип. Ух-ух. Гудок. А затем мерно тук-тук... тук-тук.
И станционные огоньки...
Когда мы подъезжали к Феодосии, наша проводница открыла вагонную дверь и разрешила нам ехать сидя на верхней ступеньке, свесив ноги прямиком наружу.
Не знаю, что убедило ее поверить, что мы не вывалимся к чертовой матери прямиком на блестящие рельсы, но благодаря ей мы смогли почувствовать себя буквально героями какого-то фильма.
Причем века эдак двадцатого.
И поезд наш, который я живо представляла именно с паровозом, вез нас через дикие прерии навстречу увлекательным приключениям в стиле Индианы Джонса.
На горизонте дремали пожилые Крымские горы, пологие и ленивые, словно холмы, перед ними лежали бесконечные виноградники, арбузные поля и узкие оросительные каналы.
Мы с Л. жевали на двоих последний бутерброд с маслом и колбасой, хихикали и весело болтали ногами влево-вправо, словно бы окуная их в струящийся зажаристый летний воздух.
Мне было особенно радостно, ведь я знала, что еще через каких-то пару часов я впервые увижу то, что так давно мечтала увидеть, и во что впоследствии влюблюсь крепко и без остатка.
В мое море...
следующая история