старенькое...
– Представь, что ты умираешь. Прямо сейчас лежишь себе на полу, смотришь в потолок и, совершенно явственно осознавая неминуемость собственной кончины, медленно отъезжаешь в небытие…
– Эй, а почему это в потолок? Я что, по-твоему, не достойна какого-нибудь лучшего вида? Почему я не могу умирать с видом на закат?
– А разве это так важно с видом на что ты умираешь?
– Ясен пень, важно! Кто ж захочет умирать с видом на потолок, да еще и при этом медленно?! Может, давай я выберу что-нибудь другое, берег моря, например?
читать дальше
– Вот погоди, давай по-порядку. Мы представляем реальную ситуацию, так?
– Ну да, реальней некуда...
– Вот ты сейчас что перед собой видишь? Правильно – потолок. Так вот теперь представь, что он просто взял и упал. Раз и нет потолка. И тебя скоро тоже не станет. Но пока ты там еще что-то соображаешь, лежа раздавленная без возможности доползти до телефона, у тебя еще есть какое-то время…
– Стоп, как это без телефона? Это что, получается, я даже сообщить никому не смогу? И никто не узнает, что, мол, все, кокнулась моя жизнь, И я не передам никому последней воли быть счастливым и позаботиться о моих цветах?!
– Не хочу тебя расстраивать, но чаще всего именно так оно и бывает. Но мы же не об этом. У нас гипотетическая ситуация…
– Погоди, я кажется, я тут недавно слышала, что реальная…
– Хорошо. У нас реальная гипотетическая ситуация. Ты лежишь под потолком, без телефона и у тебя есть пятнадцать минут для ценных осознаний. Так вот…
– Эй, я что сейчас список сожалений должна буду составить?
– Я бы конечно не так это называл, но да. Что-то типо того.
– И при этом сделать вид, что это все совершенно реально и действительно поверить в этом?
– Послушай, ну хорошее же упражнение? Разве тебе не интересно?
– Интересно что? Выдумки выдумывать. Честно говоря, это любопытно. Но пользы в этом не больше, чем в моих фантазиях о пляжах Коста-Рики, куда я отправлюсь со своими друзьями, сразу как только их заведу.
– Любой полет фантазии – это ключ к нашим истинным желаниям. Так что там посмертными планами-то?
– Однажды я целых три блокнота исписала такими вот «ах, если бы мне остался год!». Очень здорово, кстати, получилось. Вот только я чет все никак не умираю и не умираю…
– Послушай, суть этой игры – давай назовем ее так – не в том, чтобы действительно составить планы на будущее, а чтобы понять, что же для тебя ценно сейчас.
– Ладно, давай начистоту. Ты хочешь услышать: буду ли я жалеть перед смертью, что не уволилась с работы и не поехала путешествовать по стране с одним рюкзаком через плечо?
Конечно же, буду.
Я даже больше тебе скажу, мне даже не обязательно для этого умирать, чтобы это понять.
Я вот даже сейчас поглядываю настороженно на потолок и уже начинаю жалеть.
А толку то что?
Вот давай представим на секундочку, что я реально дернулась, куда глаза глядят, рванула в неизвестность и испытала тот вожделенный экстаз освобождения.
Ну насколько его хватит? На месяц? Ну в лучшем случае, на два. А потом закончатся деньги, затем экстаз, а затем и еда в холодильнике.
Но на самом деле мы оба знаем, что положение крайней необустроенности затащит меня в уныние раньше, чем отсутствие еды и денег. И уже через пару недель своей «свободы» я буду думать далеко не о беззаботных путешествиях по стране.
Потому что путешествовать я хочу сейчас, пока лежу, сытая и довольная, и завтра с девяти до шести пойду отбывать свою натужную каторгу, за которую, тем не менее, мне вполне себе реально и стабильно заплатят.
Когда у меня все есть, мне кажется, что для полноты счастья мне не хватает только схватить рюкзак и дернуть куда глаза глядят, за горизонт без карты, ведомой лишь только своим исключительным любопытством.
Да, не спорю, мне хочется этого больше всего на свете.
И если бы я только могла знать, что через месяц на меня упадет потолок – я бы рванула не раздумывая. Прямо сейчас, на ночь глядя.
Но я не знаю.
Не могу быть в этом уверена настолько, чтобы опереть на это весь свой дальнейший план.
А опираться на что-то нам все равно надо. И опираться на гарантированное отсутствие будущего – это такая же надежная опора, как и какая-нибудь там стабильность в виде работы.
Да, можно сказать, что стабильность – не факт. Что ее вообще нет.
Что моя привычная и насиженная жизнь может вмиг рухнуть целиком.
Что смерть внезапна и что по статистике каких-то там статистик мои шансы откинуться прямо завтра составляют в общей сложности 50 на 50. То есть либо да, либо нет.
А это очень большая вероятность, на самом деле.
Но при этом я же не могу знать точно!
А значит, и не могу рассчитывать, что избавлюсь от ответственности за свой выбор.
Если завтра на офис моей компании нападет Годзилла и сожрет совет директоров – я окажусь на улице. Мне придется хитро изворачиваться, чтобы раздобыть себе новый источник питания. И я безусловно, извернусь. Потому буду понимать, что это была не моя вина.
А значит, мне не о чем сожалеть.
Но если я добровольно спрыгну с насиженной ветки и вместо бодрого вольного полета рухну вниз прямиком в коровий кизяк – первой моей мыслью будет: ну и какого черта тебе не сиделось?
Тогда за этот кизяк, а точнее за мое в нем нахождение, я буду нести ответственность сама. И нести ее буду очень плохо.
Потому что всякий раз, возвращаясь к собственной мотивации, я буду упираться в тупик. Потому что буду прекрасно видеть, куда я рухнула, но при этом продолжать не понимать, куда же я вообще летела…
Мне бы хотелось сказать, что у меня есть такая прям жизненноважная мечта, ради которой я готова бросить все.
Но правда в том, что у меня ее нет.
И у большинства таких же нас, желающих свободы и воли, ее тоже нет.
Есть какое-то смутное представление о совокупности интересов, которыми бы хотелось заниматься от рассвета до заката.
Но, по-хорошему, это не цель и даже не мечта, это банальная гедонистическая прихоть.
А бросать что-то ради прихоти – не важно какой – весьма себе неблагодарное занятие.
Поэтому, будем откровенны, я не бросаю работу, потому что на самом деле я не хочу ее бросать.
То, что причины этого не хотения не всегда зависят от моего желания – это другой вопрос.
Но права выбора у меня, по-хорощему, никто не отнимал. И я могу в принципе не дожидаться, пока меня припрет потолком.
Меня вообще никто не держит. Это правда.
Просто я не хочу отправляться кататься по стране с пустым баком.
И надеяться, что быть может где-то там на пути мне попадется верный рыцарь в благодарность за мою решимость, и мне на самом деле не придется ни дня голодать…
Но это все «вдруг», понимаешь ли…
Это прыжок веры.
Прыгнуть вслепую можно лишь только тогда, когда ты уверен, что даже если грохнешься в пропасть, это все равно будет стоить того, чтобы в это ввязаться.
Если бы у меня была единая и непоколебимая цель стать режиссером анимационных фильмов – это одно.
Но если бы она и вправду была, то я бы и без всяких там рассуждений о внезапной смерти, уже давно съехала бы на нужную дорогу и начала двигаться в желаемом направлении.
Когда у тебя есть цель, тебя, как правило, не пугают преграды.
Зачем выдумывать себе лишние тесты на внезапную смертность?
Все намного проще. Есть цель – иди к ней. Нет цели – ищи цель. Как искать? Методом пробы чего-то нового.
Вот только, чтобы попробовать новое блюдо, нам вовсе не обязательно предварительно опустошать свой холодильник, смекаешь?
Рискнуть, безусловно, хочется.
И иной раз так и подмывает соблазн переложить ответственность за свое будущее на смерть.
Вот знал бы я, что умру ровно через год, вот тогда бы я делов-то натворил! А так, стремно...
Но штука в том, что неизвестность – это одно из ключевых условий нашей жизни.
И нам не нужно пытаться устранить ее ради возможности наконец на что-то там решиться. Нам стоит попробовать взаимодействовать с ней.
Ты хочешь знать, пожалею ли я о том, что в очередной раз не уволилась в никуда?
Не знаю. Может быть, и пожалею.
Но на данный момент я все же думаю так:
Как бы сильно тебе твоя ветка гузно не натирала,
пока не решил, куда с нее полетишь, спиливать ее рановато.
– Представь, что ты умираешь. Прямо сейчас лежишь себе на полу, смотришь в потолок и, совершенно явственно осознавая неминуемость собственной кончины, медленно отъезжаешь в небытие…
– Эй, а почему это в потолок? Я что, по-твоему, не достойна какого-нибудь лучшего вида? Почему я не могу умирать с видом на закат?
– А разве это так важно с видом на что ты умираешь?
– Ясен пень, важно! Кто ж захочет умирать с видом на потолок, да еще и при этом медленно?! Может, давай я выберу что-нибудь другое, берег моря, например?
читать дальше
– Вот погоди, давай по-порядку. Мы представляем реальную ситуацию, так?
– Ну да, реальней некуда...
– Вот ты сейчас что перед собой видишь? Правильно – потолок. Так вот теперь представь, что он просто взял и упал. Раз и нет потолка. И тебя скоро тоже не станет. Но пока ты там еще что-то соображаешь, лежа раздавленная без возможности доползти до телефона, у тебя еще есть какое-то время…
– Стоп, как это без телефона? Это что, получается, я даже сообщить никому не смогу? И никто не узнает, что, мол, все, кокнулась моя жизнь, И я не передам никому последней воли быть счастливым и позаботиться о моих цветах?!
– Не хочу тебя расстраивать, но чаще всего именно так оно и бывает. Но мы же не об этом. У нас гипотетическая ситуация…
– Погоди, я кажется, я тут недавно слышала, что реальная…
– Хорошо. У нас реальная гипотетическая ситуация. Ты лежишь под потолком, без телефона и у тебя есть пятнадцать минут для ценных осознаний. Так вот…
– Эй, я что сейчас список сожалений должна буду составить?
– Я бы конечно не так это называл, но да. Что-то типо того.
– И при этом сделать вид, что это все совершенно реально и действительно поверить в этом?
– Послушай, ну хорошее же упражнение? Разве тебе не интересно?
– Интересно что? Выдумки выдумывать. Честно говоря, это любопытно. Но пользы в этом не больше, чем в моих фантазиях о пляжах Коста-Рики, куда я отправлюсь со своими друзьями, сразу как только их заведу.
– Любой полет фантазии – это ключ к нашим истинным желаниям. Так что там посмертными планами-то?
– Однажды я целых три блокнота исписала такими вот «ах, если бы мне остался год!». Очень здорово, кстати, получилось. Вот только я чет все никак не умираю и не умираю…
– Послушай, суть этой игры – давай назовем ее так – не в том, чтобы действительно составить планы на будущее, а чтобы понять, что же для тебя ценно сейчас.
– Ладно, давай начистоту. Ты хочешь услышать: буду ли я жалеть перед смертью, что не уволилась с работы и не поехала путешествовать по стране с одним рюкзаком через плечо?
Конечно же, буду.
Я даже больше тебе скажу, мне даже не обязательно для этого умирать, чтобы это понять.
Я вот даже сейчас поглядываю настороженно на потолок и уже начинаю жалеть.
А толку то что?
Вот давай представим на секундочку, что я реально дернулась, куда глаза глядят, рванула в неизвестность и испытала тот вожделенный экстаз освобождения.
Ну насколько его хватит? На месяц? Ну в лучшем случае, на два. А потом закончатся деньги, затем экстаз, а затем и еда в холодильнике.
Но на самом деле мы оба знаем, что положение крайней необустроенности затащит меня в уныние раньше, чем отсутствие еды и денег. И уже через пару недель своей «свободы» я буду думать далеко не о беззаботных путешествиях по стране.
Потому что путешествовать я хочу сейчас, пока лежу, сытая и довольная, и завтра с девяти до шести пойду отбывать свою натужную каторгу, за которую, тем не менее, мне вполне себе реально и стабильно заплатят.
Когда у меня все есть, мне кажется, что для полноты счастья мне не хватает только схватить рюкзак и дернуть куда глаза глядят, за горизонт без карты, ведомой лишь только своим исключительным любопытством.
Да, не спорю, мне хочется этого больше всего на свете.
И если бы я только могла знать, что через месяц на меня упадет потолок – я бы рванула не раздумывая. Прямо сейчас, на ночь глядя.
Но я не знаю.
Не могу быть в этом уверена настолько, чтобы опереть на это весь свой дальнейший план.
А опираться на что-то нам все равно надо. И опираться на гарантированное отсутствие будущего – это такая же надежная опора, как и какая-нибудь там стабильность в виде работы.
Да, можно сказать, что стабильность – не факт. Что ее вообще нет.
Что моя привычная и насиженная жизнь может вмиг рухнуть целиком.
Что смерть внезапна и что по статистике каких-то там статистик мои шансы откинуться прямо завтра составляют в общей сложности 50 на 50. То есть либо да, либо нет.
А это очень большая вероятность, на самом деле.
Но при этом я же не могу знать точно!
А значит, и не могу рассчитывать, что избавлюсь от ответственности за свой выбор.
Если завтра на офис моей компании нападет Годзилла и сожрет совет директоров – я окажусь на улице. Мне придется хитро изворачиваться, чтобы раздобыть себе новый источник питания. И я безусловно, извернусь. Потому буду понимать, что это была не моя вина.
А значит, мне не о чем сожалеть.
Но если я добровольно спрыгну с насиженной ветки и вместо бодрого вольного полета рухну вниз прямиком в коровий кизяк – первой моей мыслью будет: ну и какого черта тебе не сиделось?
Тогда за этот кизяк, а точнее за мое в нем нахождение, я буду нести ответственность сама. И нести ее буду очень плохо.
Потому что всякий раз, возвращаясь к собственной мотивации, я буду упираться в тупик. Потому что буду прекрасно видеть, куда я рухнула, но при этом продолжать не понимать, куда же я вообще летела…
Мне бы хотелось сказать, что у меня есть такая прям жизненноважная мечта, ради которой я готова бросить все.
Но правда в том, что у меня ее нет.
И у большинства таких же нас, желающих свободы и воли, ее тоже нет.
Есть какое-то смутное представление о совокупности интересов, которыми бы хотелось заниматься от рассвета до заката.
Но, по-хорошему, это не цель и даже не мечта, это банальная гедонистическая прихоть.
А бросать что-то ради прихоти – не важно какой – весьма себе неблагодарное занятие.
Поэтому, будем откровенны, я не бросаю работу, потому что на самом деле я не хочу ее бросать.
То, что причины этого не хотения не всегда зависят от моего желания – это другой вопрос.
Но права выбора у меня, по-хорощему, никто не отнимал. И я могу в принципе не дожидаться, пока меня припрет потолком.
Меня вообще никто не держит. Это правда.
Просто я не хочу отправляться кататься по стране с пустым баком.
И надеяться, что быть может где-то там на пути мне попадется верный рыцарь в благодарность за мою решимость, и мне на самом деле не придется ни дня голодать…
Но это все «вдруг», понимаешь ли…
Это прыжок веры.
Прыгнуть вслепую можно лишь только тогда, когда ты уверен, что даже если грохнешься в пропасть, это все равно будет стоить того, чтобы в это ввязаться.
Если бы у меня была единая и непоколебимая цель стать режиссером анимационных фильмов – это одно.
Но если бы она и вправду была, то я бы и без всяких там рассуждений о внезапной смерти, уже давно съехала бы на нужную дорогу и начала двигаться в желаемом направлении.
Когда у тебя есть цель, тебя, как правило, не пугают преграды.
Зачем выдумывать себе лишние тесты на внезапную смертность?
Все намного проще. Есть цель – иди к ней. Нет цели – ищи цель. Как искать? Методом пробы чего-то нового.
Вот только, чтобы попробовать новое блюдо, нам вовсе не обязательно предварительно опустошать свой холодильник, смекаешь?
Рискнуть, безусловно, хочется.
И иной раз так и подмывает соблазн переложить ответственность за свое будущее на смерть.
Вот знал бы я, что умру ровно через год, вот тогда бы я делов-то натворил! А так, стремно...
Но штука в том, что неизвестность – это одно из ключевых условий нашей жизни.
И нам не нужно пытаться устранить ее ради возможности наконец на что-то там решиться. Нам стоит попробовать взаимодействовать с ней.
Ты хочешь знать, пожалею ли я о том, что в очередной раз не уволилась в никуда?
Не знаю. Может быть, и пожалею.
Но на данный момент я все же думаю так:
Как бы сильно тебе твоя ветка гузно не натирала,
пока не решил, куда с нее полетишь, спиливать ее рановато.